Неточные совпадения
Свой слог на важный лад настроя,
Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец.
Он одарял предмет любимый,
Всегда неправедно гонимый,
Душой чувствительной, умом
И привлекательным лицом.
Питая жар чистейшей страсти,
Всегда восторженный герой
Готов был жертвовать собой,
И при
конце последней части
Всегда наказан был порок,
Добру достойный был венок.
Herr Frost был немец, но немец совершенно не того покроя, как наш
добрый Карл Иваныч: во-первых, он правильно говорил по-русски, с дурным выговором — по-французски и пользовался вообще, в особенности между дамами, репутацией очень ученого человека; во-вторых, он носил рыжие усы, большую рубиновую булавку в черном атласном шарфе,
концы которого были просунуты под помочи, и светло-голубые панталоны с отливом и со штрипками; в-третьих, он был молод, имел красивую, самодовольную наружность и необыкновенно видные, мускулистые ноги.
— Я признаю вполне законным стремление каждого холостого человека поять в супругу себе ту или иную идейку и жить, до
конца дней, в
добром с нею согласии, но — лично я предпочитаю остаться холостым.
«В
конце концов получается то, что он отдает себя в мою волю. Агент уголовной полиции. Уголовной, — внушал себе Самгин. — Порядочные люди брезгуют этой ролью, но это едва ли справедливо. В современном обществе тайные агенты такая же неизбежность, как преступники. Он, бесспорно…
добрый человек. И — неглуп. Он — человек типа Тани Куликовой, Анфимьевны. Человек для других…»
За ужином она сидела на другом
конце стола, говорила, ела и, казалось, вовсе не занималась им. Но едва только Обломов боязливо оборачивался в ее сторону, с надеждой, авось она не смотрит, как встречал ее взгляд, исполненный любопытства, но вместе такой
добрый…
«Да, если это так, — думала Вера, — тогда не стоит работать над собой, чтобы к
концу жизни стать лучше, чище, правдивее,
добрее. Зачем? Для обихода на несколько десятков лет? Для этого надо запастись, как муравью зернами на зиму, обиходным уменьем жить, такою честностью, которой — синоним ловкость, такими зернами, чтоб хватило на жизнь, иногда очень короткую, чтоб было тепло, удобно… Какие же идеалы для муравьев? Нужны муравьиные добродетели… Но так ли это? Где доказательства?»
Правда, в
конце коридора стоял часовой, а окно было решетчатое, и Варвинский мог быть спокоен за свою поблажку, не совсем законную, но это был
добрый и сострадательный молодой человек.
В
конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную, жил в своем поместье Ненарадове
добрый Гаврила Гаврилович Р**. Он славился во всей округе гостеприимством и радушием; соседи поминутно ездили к нему поесть, попить, поиграть по пяти копеек в бостон с его женою, Прасковьей Петровною, а некоторые для того, чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну, стройную, бледную и семнадцатилетнюю девицу. Она считалась богатой невестою, и многие прочили ее за себя или за сыновей.
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал на лавочке в буром подряснике, простодушный,
добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого
конца, круто подогнувши третий палец под него.
Впервые после многих лет забитости почувствовалось, что
доброе и человеческое не до
конца изгибло, что человеческий образ, даже искаженный, не перестает быть человеческим образом.
— Разумеется. Ты у тетеньки в гостях и, стало быть, должен вести себя прилично. Не след тебе по конюшням бегать. Сидел бы с нами или в саду бы погулял — ничего бы и не было. И вперед этого никогда не делай. Тетенька слишком
добра, а я на ее месте поставила бы тебя на коленки, и дело с
концом. И я бы не заступилась, а сказала бы: за дело!
—
Добре! от
добре! — сказал Солопий, хлопнув руками. — Да мне так теперь сделалось весело, как будто мою старуху москали увезли. Да что думать: годится или не годится так — сегодня свадьбу, да и
концы в воду!
— Имение большое, не виден
конец, а посередке дворец — два кола вбито, бороной покрыто,
добра полны амбары, заморские товары, чего-чего нет, харчей запасы невпроед: сорок кадушек соленых лягушек, сорок амбаров сухих тараканов, рогатой скотины — петух да курица, а медной посуды — крест да пуговица. А рожь какая — от колоса до колоса не слыхать бабьего голоса!
День заметно уходит… Спускается тихая, свежая ночь… И кто-то
добрый и ласковый говорит о том, что… через несколько минут
конец долгого стояния…
Устенька не могла не согласиться с большею половиной того, что говорил доктор, и самым тяжелым для нее было то, что в ней как-то пошатнулась вера в любимых людей. Получился самый мучительный разлад, заставлявший думать без
конца. Зачем доктор говорит одно, а сам делает другое? Зачем Болеслав Брониславич, такой умный,
добрый и любящий, кого-то разоряет и помогает другим делать то же? А там, впереди, поднимается что-то такое большое, неизвестное, страшное и неумолимое.
Смысл мировой истории не в благополучном устроении, не в укреплении этого мира на веки веков, не в достижении того совершенства, которое сделало бы этот мир не имеющим
конца во времени, а в приведении этого мира к
концу, в обострении мировой трагедии, в освобождении тех человеческих сил, которые призваны совершить окончательный выбор между двумя царствами, между
добром и злом (в религиозном смысле слова).
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к
концу, в котором должно быть восстановлено творение в своей идее, в своем смысле, освобождено и очищено человечество и мир для последнего выбора между
добром и злом.
Только в свете религиозного сознания видна двойственность исторических судеб человечества, видно грядущее в мире разделение на конечное
добро и конечное зло, виден трагический и трансцендентный
конец истории, а не благополучный и имманентный.
Особенно плакали старухи, когда стали прощаться с
добрым священником, входившим в их старушечью жизнь; он давал советы и помогал нести до
конца тяжелое бремя жизни.
Собственно горбатовский двор со всем горбатовским
добром уцелел, за исключением разной куренной снасти, проданной в Кержацкий
конец.
Это послужило точно сигналом, и туляцкое
добро полетело: продавали покосы, избы, скотину. Из кержаков купили избы в Туляцком
конце старик Основа и брательник-третьяк Гущин, а потом накинулись хохлы. Туляцкая стройка была крепкая, а свои избы у хохлов были поставлены кое-как.
Хохлы прохарчились на избы, а остальное туляцкое
добро ушло в Кержацкий
конец.
Я бы отозвался опять стихами, но нельзя же задавать вечные задачи. Что скажет
добрый наш Павел Сергеевич, если странникопять потребует альбом для нового отрывка из недоконченного романа, который, как вы очень хорошо знаете, не должен и не может иметь
конца? Следовательно...
С той поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай целый день, во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высокиих. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой
добрый, любимый господин?» Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг». И не пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что
конца им нет.
— Я бы, папочка, — сказала Юлия к
концу обеда более обыкновенного ласковым голосом и когда сам Захаревский от выпитых им нескольких рюмок вина был в
добром расположении духа, — я бы желала на той неделе вечер танцевальный устроить у нас.
Все это было высказано настолько категорически, что
добрый генерал в
конце концов не устоял и, желая спасти самого себя, погубил своего университетского товарища…
— Да я и то на тебя, Мария Семеновна, дивлюсь, как ты всё одна да одна во все
концы на людей хлопочешь. А от них
добра, я вижу, мало.
— Как же! этого
добра где не водится! только, надо быть, тятенька ей скоро
конец сделает… больно уж он ноне зашибаться зачал — это, пожалуй, и не ладно уж будет!
Тут всё: и
добро и зло, и праздность и труд, и ненависть и любовь, и пресыщение и горькая нужда, и самодовольство и слезы, слезы без
конца…
Но он хотел до
конца исчерпать всю горечь своей неудачи. Как-то, после урока немецкого языка, он догнал уходившего из класса учителя Мея, сытого,
доброго обрусевшего немца, и сунул ему в руки отлично переписанную «Лорелею».
— Хорошо, еще раз извиняюсь. Словом, я хочу только сказать, что его глупостям надо положить
конец. Дело, по-моему, переходит за те границы, где можно смеяться и рисовать забавные рисуночки… Поверьте, если я здесь о чем хлопочу и о чем волнуюсь, — так это только о
добром имени Веры и твоем, Василий Львович.
Добрый властитель Москвы по поводу таких толков имел наконец серьезное объяснение с обер-полицеймейстером; причем оказалось, что обер-полицеймейстер совершенно не знал ничего этого и, возвратясь от генерал-губернатора, вызвал к себе полицеймейстера, в районе которого случилось это событие, но тот также ничего не ведал, и в
конце концов обнаружилось, что все это устроил без всякого предписания со стороны начальства толстенький частный пристав, которому обер-полицеймейстер за сию проделку предложил подать в отставку; но важеватый друг актеров, однако, вывернулся: он как-то долез до генерал-губернатора, встал перед ним на колени, расплакался и повторял только: «Ваше сиятельство!
Вольно и невольно наблюдая эти отношения, часто с поразительной и поганой быстротой развивающиеся на моих глазах с начала до
конца, я видел, как Сидоров возбуждал у бабы
доброе чувство жалобами на свою солдатскую жизнь, как он опьяняет ее ласковой ложью, а после всего, рассказывая Ермохину о своей победе, брезгливо морщится и плюет, точно принял горького лекарства.
И если в
конце концов я все-таки лягу в землю изуродованным, то — не без гордости — скажу в свой последний час, что
добрые люди лет сорок серьезно заботились исказить душу мою, но упрямый труд их не весьма удачен.
Я бегал по полю с солдатами вплоть до
конца учения и потом провожал их через весь город до казарм, слушая громкие песни, разглядывая
добрые лица, всё такие новенькие, точно пятачки, только что отчеканенные.
Мы, все христианские народы, живущие одной духовной жизнью, так что всякая
добрая, плодотворная мысль, возникающая на одном
конце мира, тотчас же сообщаясь всему христианскому человечеству, вызывает одинаковые чувства радости и гордости независимо от национальности; мы, любящие не только мыслителей, благодетелей, поэтов, ученых чужих народов; мы, гордящиеся подвигом Дамиана, как своим собственным; мы, просто любящие людей чужих национальностей: французов, немцев, американцев, англичан; мы, не только уважающие их качества, но радующиеся, когда встречаемся с ними, радостно улыбающиеся им, не могущие не только считать подвигом войну с этими людьми, но не могущие без ужаса подумать о том, чтобы между этими людьми и нами могло возникнуть такое разногласие, которое должно бы было быть разрешено взаимным убийством, — мы все призваны к участию в убийстве, которое неизбежно, не нынче, так завтра должно совершиться.
Матвею нравилось сидеть в кухне за большим, чисто выскобленным столом; на одном
конце стола Ключарев с татарином играли в шашки, — от них веяло чем-то интересным и серьёзным, на другом солдат раскладывал свою книгу, новые большие счёты, подводя итоги работе недели; тут же сидела Наталья с шитьём в руках, она стала менее вертлявой, и в зелёных глазах её появилась
добрая забота о чём-то.
— Вот — умер человек, все знали, что он — злой, жадный, а никто не знал, как он мучился, никто. «Меня добру-то забыли поучить, да и не нужно было это, меня в жулики готовили», — вот как он говорил, и это — не шутка его, нет! Я знаю! Про него будут говорить злое, только злое, и зло от этого увеличится — понимаете? Всем приятно помнить злое, а он ведь был не весь такой, не весь! Надо рассказывать о человеке всё — всю правду до
конца, и лучше как можно больше говорить о хорошем — как можно больше! Понимаете?
Сначала он не хотел не только видеть, но и слышать об молодых Куролесовых, даже не читал писем Прасковьи Ивановны; но к
концу года, получая со всех сторон
добрые вести об ее житье и о том, как она вдруг сделалась разумна не по годам, Степан Михайлович смягчился, и захотелось ему видеть свою милую сестричку.
— Вот то-то, любезнейший; с
конца добрые люди не начинают. Прежде, нежели цидулки писать да сбивать с толку, надобно бы подумать, что вперед; если вы в самом деле ее любите да хотите руки просить, отчего же вы не позаботились о будущем устройстве?
Мне ничего не оставалось, как признаться, хотя мне писала не «одна
добрая мать», а «один
добрый отец». У меня лежало только что вчера полученное письмо, в таком же конверте и с такой же печатью, хотя оно пришло из противоположного
конца России. И Пепко и я были далекими провинциалами.
Эта встреча отравила мне остальную часть дня, потому что Пепко не хотел отставать от нас со своей дамой и довел свою дерзость до того, что забрался на дачу к Глазковым и выкупил свое вторжение какой-то лестью одной
доброй матери без слов. Последняя вообще благоволила к нему и оказывала некоторые знаки внимания. А мне нельзя было даже переговорить с Александрой Васильевной наедине, чтоб досказать
конец моего романа.
— Нет… Тут совсем особенная статья выходит: не хватает у нас в дому чего-то, от этого и все неполадки. Раньше-то я не замечал, а тут и заметил… Все как шальные бродим по дому и друг дружку не понимаем да
добрых людей смешим. У меня раз пружина в часах лопнула: пошуршала-пошуршала и стала, значит,
конец всему делу… Так и у нас… Не догадываешься?
Ой и
добра и денег к
концу лета наберем…
Гурмыжская. Но ведь он не жалуется на свое воспитание, он даже благодарит меня. Я, господа, не против образования, но и не за него. Развращение нравов на двух
концах: в невежестве и в излишестве образования;
добрые нравы посередине.
— Вы великодушны без
конца, мосье Лаптев. Но будьте нашим ангелом, нашею
доброю феей, уговорите Григория Николаича, чтобы он не покидал меня, а взял с собой. Ведь я его люблю, люблю безумно, он моя отрада.
Она умела одеться так, что ее красота выигрывала, как
доброе вино в стакане хорошего стекла: чем прозрачнее стекло — тем лучше оно показывает душу вина, цвет всегда дополняет запах и вкус, доигрывая до
конца ту красную песню без слов, которую мы пьем для того, чтоб дать душе немножко крови солнца.
[Ты, чего
доброго, в
конце концов заговоришь о панталонах… проказник! (франц.)] возмущаетесь вы…
— Помилуйте, да это факт! Об этом и в"Трудах комиссии несведения
концов"записано. У них земля — камень, а у нас — на сажень чернозем, да говорят, что в крайнем случае и еще сажень на пять будет! Тут сколько добра-то?
Лёжа на спине, мальчик смотрел в небо, не видя
конца высоте его. Грусть и дрёма овладевали им, какие-то неясные образы зарождались в его воображении. Казалось ему, что в небе, неуловимо глазу, плавает кто-то огромный, прозрачно светлый, ласково греющий,
добрый и строгий и что он, мальчик, вместе с дедом и всею землёй поднимается к нему туда, в бездонную высь, в голубое сиянье, в чистоту и свет… И сердце его сладко замирало в чувстве тихой радости.